Дневник резидентки

За свою резидентскую жизнь в той или иной роли я приняла более 50 резидентов (скажем, 55, дальше всё равно сбилась считать), но я никогда не была в резиденции сама. Разные короткие (до двух недель) исследовательские поездки я не считаю. Потому что, во-первых, они короткие, а во-вторых, они, как правило, настолько плотно запрограммированы, что задача там – подчиняться программе и складывать все наблюдения и контакты в одно место, чтобы, когда понадобятся, отыскать.

Резиденция, которую я для себя выбираю, это размеренная программа и свобода, снабженная импровизацией и подчиненная цели, которую я сама отмеряю. В ожидании этого опыта выясняю, что собираться в резиденцию ничуть не менее волнительно, чем ждать приезда резидента.

Казалось бы, обычное летнее путешествие, обычный чемодан, обычный мир, в котором уже нельзя ничего забыть, потому что всё одно и то же продается в удручающе одинаковых местах. Но тревога не отступает. Странным образом она фиксируется на том, чтобы оставить дом в абсолютном порядке. Как будто эта внезапная одержимость чистотой позволит взять его с собой или хотя бы убедить его не грустить и не злиться от долгой разлуки.

Со сборами придумываю уловку, свожу список того, что действительно необходимо, к абсолютному минимуму: платья, тетради, рюкзак для пикников, кофе, смолотый в любимой кофейне, и аэропресс, купленный сто лет назад на совсем другом морском побережье.

Я довольно давно и немало путешествую, потому что мне это нравится. Но родной екатеринбургский аэропорт для меня – это зона беспошлинных воспоминаний по другой причине: столько раз я встречала и провожала здесь художников, следила за онлайн-табло, вызволяла багаж, пила кофе, на последние деньги оплачивала случайно просроченную парковку… Эти воспоминания всегда приходят случайно. В этот раз я никак не могла понять, почему на такси всё так медленно, я же помню, что я доезжаю за четыре трека!

Для меня всегда было принципиальным, чтобы художника встречала я сама или кто-то из команды резиденции. Я никогда не знала толком почему, просто мне так нравилось и ощущалось правильно. Теперь, оказавшись по ту сторону порога, я, кажется, поняла, почему это важно.

Дорога – это довольно волнительное предприятие, а главное – это начало приключения. Многие, только оказавшись в пути, всерьез задумываются о цели своего путешествия или даже о месте назначения (в моей биографии есть история о том, как я приехала в аэропорт и только там поняла, что лечу в Лапландию, спасибо стойкам самостоятельной регистрации). В общем, все эти талоны, досмотры, печати, штампы, серьезные люди в форме, ну и конечно, пилоты – заставляют поверить (на время) в реальность происходящего.

Полёт – идеальное время, чтобы сосредоточиться на том, что будет сразу после него. Как правило, если человек летит не домой, он понятия не имеет, что будет. Чем меньше он знает, тем в более зависимом положении он себя ощущает, тем выше уровень тревоги, а то и страха – тем больше вопросов. Именно поэтому, когда встречает человек, который может ответить на все эти вопросы, противные царапающие сомнения легко уступают место радости.

Ну и ещё кое-что: когда в незнакомом месте встречаются знакомые люди, люди, которые уже общались, притом по поводу этой самой встречи – это ли не повод для самых искренних улыбок, для радости. А ещё – это первое дело, сделанное вместе. Встречи в аэропорту обнадеживают, а приветственные улыбки согревают даже через санитарные маски.

Как говорил классик, «квартирный вопрос всех испортил». Адаптируя эту фразу к миру резиденций, можно сказать: «квартирный вопрос всё испортил». Просто потому, что не может быть варианта ответа на вопрос: «как тебе резиденция?» – «Всё отлично, только с жильем не очень». Потому что с жилья всё начинается, им продолжается, им же и завершается. Поэтому логично, что в начале резиденции какое-то время уходит на то, чтобы обустроиться: то есть сделать так, чтобы наладить быт и вынести «квартирный вопрос» за скобки.

Отлаживая быт, важно не забыть вписать в него рабочий график, как-то распределить собственно задачи резиденции в бытовом раю (или аду). У меня задачка довольно непростая: резиденция совпала со школьными каникулами и проходит в приморской курортной зоне. С одной стороны, это уникальный способ совместить приятное с полезным, с другой – слишком легко поддаться искушению моря и солнца.

Потихоньку выстраиваем режим, рисуя концентрические круги освоения на новой местности. Начинаем с нашего двора. Пока идеальный домик резидента строится, мы живем в ближайшей станице, растворяясь среди туристов. Поскольку я в резиденции с ребенком, это скорее плюс, потому что в том месте, где мы живем, полно детей, и дочка легко вписывается в режим жизни двора. Тут помогает куча игр, которые мы стратегически взяли с собой (ими был набит пикниковый рюкзак). Готовность ребенка социализироваться освобождает мне не меньше четырех часов в день для работы за компьютером. Это становится основой графика.

С тех пор, как понятно, как обеспечить себе время для письма, нужно сосредоточиться на том, как не перегнуть палку – то есть попросту вписать в нашу жизнь море. Ужасно важно разобраться с водой и едой. К этой задаче мы подступаемся неспешно, ограничиваясь достаточным. Пока, в основном, радуемся знакомству с Гаяне, главной по фруктам, овощам и орехам на нашей улице. Вообще, жить в станице летом довольно мило: тут царит культ шорт и шлёпок, поэтому всё по-домашнему просто и компактно. Можно дописать абзац, поставить кастрюлю с водой на плиту, выйти к Гаяне за молодым картофелем, вернуться к закипевшей воде, опустить картофель. Пока он варится, написать ещё абзац, а потом покормить ребенка. Главное, не забыть, что надо что-то писать. И кормить ребенка.

Некоторые резиденции говорят про себя: «мы работаем со сайтспецифичными проектами». Я считаю это заявление пустым просто потому, что довольно сложно нам миновать специфику места, коль скоро мы переместились в пространстве и оказались этим самым местом всецело окружены. Я пока не понимаю, где именно я нахожусь, но у меня есть несколько ключевых слов – опорных точек. Постепенно их становится больше.

Кубань. Вообще-то, все Чайки с Кубани, это фамилия, распространенная среди донских казаков. Моя семья по материнской линии поколениями жила здесь, в 1930-е годы моего прадеда раскулачили, его и младших детей сослали на Урал. Я бывала там, где был наш дом, для мамы это было важное место, тут живут наши родственники, к ним я надеюсь поехать после резиденции. Кубань для меня – это важная глава в поиске моего собственного дома. Поэтому я очень хотела тут оказаться в режиме, позволяющем думать и писать.

Вино. Я люблю вино, и я люблю заводы. На самом деле, первое производство, которое я посетила в жизни (не считая всякой изнанки железной дороги), это, пожалуй, был завод «Абрау-Дюрсо» в Новороссийске. Я была совсем ребенком, наверно, не старше, чем моя дочка сейчас, но мне очень понравилось. Как и Соне нравится сейчас бесконечно долго идти вдоль виноградников, ходить по погребам, пробовать распознать ароматику и аэрировать вино в моем бокале. Видеть гектары виноградников, знать, что на них произрастает семь сортов винограда, из которого получается достойнейшее вино – это приятно. У нас на Урале редко встретишь производство полного цикла, которое к тому же ещё было бы нацелено на конечного потребителя в виде простого маленького человека, а не другого огромного завода. Вот эта сомасштабность природы и человека, данная в винном производстве, поражает индустриальную часть моего воображения, взращённую на бездрожжевом осадке горных пород.

Лиман. Из окон почти готового домика резидента открывается вид на лиман. Я никогда не знала, как он выглядит (на самом деле, как залив или заводь), но знала, как он звучит. Через такую вот томную скороговорку:

На мели мы лениво налима ловили,
Меняли налима вы мне на линя.
О любви не меня ли вы мило молили
И в туманы лимана манили меня?

Хазары. Я обожаю археологические музеи, но ничего в них не понимаю. Меня завораживает в них возможность встречи с мгновением, и случается, мне удается беззаветно в это мгновение провалиться. Но моих знаний, как правило, недостаточно, чтобы с помощью этих мгновений собрать что-то цельное: я никогда не могу достроить контекст. Вот и тут, на Таманском полуострове такое археологическое разнообразие, что от одних списков у меня начинает кружиться голова и крепнет чувство вины: всплывают недоученные куски мировой истории. Поэтому из всех слов, маркирующих наследие этой территории, я уцепилась за то, что меня увлекало давно: «хазары». И пошла перечитывать «Хазарский словарь» Милорада Павича. Странно совпало, что в первый раз я его читала, как раз когда была на Кубани в прошлый раз, 21 год назад.

Я сталкивалась с разными режимами работы художников. Бывало так, что приезжая в резиденцию, художники каким-то чудесным образом очищали себя от всех прочих обязательств и всецело отдавались течению резиденции или жаждали ускорить его до перегрузок. Бывало иначе: когда оставалось немало других дел, но они сдвигались на те временные слоты в сутках, которые меня не должны особо интересовать в любом случае. Бывало и вовсе по-другому (вот к этому, кстати, я смогла привыкнуть только с годами): художник привозит с собой все свои прочие обязательства, выполняет их по их расписанию, а в остальные временные промежутки просачивается резидентская жизнь.

По-честному, я очень хотела, чтобы у меня получилось по первому варианту, но, кажется, вышло по третьему.

Видимо, из-за самого перемещения, и перемещения в теплое и по всем признакам курортное место, время в моей резиденции течёт как время каникул. Попросту говоря, убегает, что тот песок. С начала пандемии я в принципе стала очень сильно блуждать по календарю – страшно сказать, в моем внутреннем мире 2021 год ещё не начался, а даже в Европе уже началось лето. Так и отдельно взятый месяц резиденции, кажется, я не особенно смогла расчертить зарубками местных планов и дел.

В первую очередь, я виню в этом то, что притащила с собой кучу неоконченных дел. Какие-то (связанные с чтением и письмом) здесь очень ловко мимикрировали под задачи резиденции и наполнили собой мои дни и даже недели. Другие дела скопились непрочитанной почтой (мой обычный грех). Плохо не это, плохо то, что я злюсь на себя, что не могу поймать в себе знаменитое расширяющееся время резиденции, некую мифическую точку продуктивности, забивая саму их возможность пресловутой многозадачностью.

Я принадлежу к тому лагерю, в котором считается неприличным даже говорить о «результативности» резиденций. Несколько романтический взгляд, что поделать, но в моем мире резиденции существуют ради резиденций. Такое вот самоценное пространство-и-времяпрепровождение. Отличающееся, однако, от чистого эстетства серьезными логистическими и инфраструктурными обременениями.

Тем не менее одна из важных черт резиденции – это принципиальная завершённость. Резиденция – это не книга, которую можно открыть и бесконечно хотеть читать долгими зимними вечерами, это книга, которую если уж ты открыл, ты обязан открыть, прочитать, закрыть и отложить в стопку прочитанных.

Вот эта вот завершённость часто как-то не совсем чисто замешивается с результатом. Я бы сказала, что уместнее говорить о некоторой внутренней цели, цели, которая продиктована процессом, в котором находится резидент.

Моя цель помещается в рамки книги, над которой я работаю: «Резиденции. Как их готовить?». Эта книга существует пока только как идея, по плану в резиденции я должна: сделать структуру, собрать методологический раздел, собрать по заметкам главу о резиденции «Шишимская горка», которую я курировала и которую дважды пыталась приготовить. А самое главное, моя задача – наблюдать за той резиденцией, в которой я нахожусь, чтобы написать о ней главу, а самое ответственное – приготовить обед.

Обед – это такое гастрономическое предъявление особенностей резиденции. Методологически и пошагово это значит: выявить основное моменты и характерные процессы в резиденции и через много звеньев цепочки референций превратить их в ингредиенты и технологии их обработки, а затем – в блюда, приятные на вкус. Почему-то волнительно.

Я убеждена, что главное в резиденции – процесс. Это простое заявление оказывается, на пробу, очень хитро составленным. Потому что, как мы отличим художественный/рабочий процесс от жизни? Если эта жизнь протекает на курорте, есть, конечно, некоторые признаки, выдающие меня как чужака среди отдыхающих. Компьютер с кофе утром, книги, разложенные на летней кухне, уверенность, что существование моря никак не зависит от нашего купания в нём.

Но главное, чем отличается этот процесс – тонус. В противовес стремительному каникулярному расслаблению с его витальной размеренностью, пребывание в каком-то выстроенном извне процессе пронизано тонусом. Есть в этом что-то здоровое, это не похоже на проектное перенапряжение всех ресурсов, это больше похоже на выстраивание внутреннего баланса мысли и дела. Резиденция – это процесс тренировки мыслительного тонуса.

Ещё одно хорошее слово – настройка. Тюнинг, калибровка, пуско-наладочные работы. Но это вовсе не значит, что резиденция – это подготовительный этап для какой-то работы. Это сама работа. Возможно, работа по восстановлению ресурса работы, работа на медленном ходу, забота о всех рабочих механизмах внутри. Но это опять же не о том, чтобы остановить всю рабочую махину внутри нас на обслуживание. Ничто не останавливается.

Просто всё работает по-другому. Всё внутри знает, что есть шанс сейчас попробовать делать так, как обычно не делается или при прочих обстоятельствах попросту не получается. Проводимая внутри настройка включает возможность проб и ошибок и, может даже, поощряет её. Протягивающаяся по внутренним осям готовность к тонусу позволяет каким-то важным (но не всегда заметным) деталям прийти в правильное соответствие.

Смешной пример. В резиденции я пишу и много читаю о писательском мастерстве. Спать в южные ночи получается с перебоями, и в какой-то момент ночного полусна я понимаю, что на самом деле я вовсе не смотрю сон, а надиктовываю его себе, пишу в реальном времени.

Чтобы познакомиться с местным контекстом, мы много ездим по археологическим достопримечательностям. Занятие это безумно интересное, хотя напрямую оно вряд ли может быть полезно в моем процессе. Поэтому к своему туристскому любопытству я стараюсь примешивать кое-какие смысловые фильтры.

В этом помогают два момента. Во-первых, я верю: что бы мы ни делали, мы всегда делаем одно и то же. Я не берусь судить, является это следствием последовательности или ограниченности в мыслях и фантазиях. Во-вторых, у меня есть какая-никакая цель. Я могу очертить для нее очень широкое поле, и имя ему будет «еда». Просто потому, что я решила, что информация о еде крайне необходима для того, чтобы провести мою гастрономизацию данных убедительно.

Поэтому я стараюсь много разговаривать на месте: задавать вопросы экскурсоводам, трепаться с таксистами, знакомиться с людьми на рынке, в доме, где мы живем, и даже на пляже. Мне очень интересно говорить со всеми, но иногда я чувствую себя немного обманщицей. Потому что даже у самого прямого вопроса, который я задаю («у вас есть пеленгас?»), будто бы есть встроенный фильтр, который даже я могу только подразумевать, а мои собеседники о нём не подозревают вовсе.

В то же время эти мои неизвестные фильтры – удобный инструмент расширения: нет ничего, что было бы бесполезно, любая информация может оказаться бесценной, стоит только правильно выстроить систему фильтров.

Иногда говорят, что резиденции – история про концентрацию или четкий фокус на чем-то. Я не очень доверяю таким заявлениям, хотя бы потому, что концентрация – это метод работы, а метод зависит от человека, а не от места. Вот, скажем, мой метод – это скорее отказ от концентрации, культивирование такого рассредоточенного внимания, я бы даже сказала, его намеренное разбрасывание. Мне нравится это ощущение дисперсности данных, как будто в самом деле возможно было бы, что всё существующее вокруг никак между собой не связано.

Возможно, это напоминает метод швейцарского сыра, но меня вовсе не прельщает быть тем, кто множит дырки на пути к своей цели. Мне приятнее думать о собирательстве, или о сборе, о каком-то таком процессе, в результате которого прирастает положительный объём.

Благодаря любви местных жителей к оплате через перевод на карту, мне посчастливилось узнать, что отца женщины, которая на центральном пляже Голубицкой продала мне мыло из водорослей, звали Зенон. Вряд ли это был тот самый Зенон, но всё равно приятно. Потому что для меня весь процесс внутри резиденции описывается через его парадокс кучи. Соединяя песчинки по одной, мы никогда с точностью не можем сказать, с какой именно песчинки начнется куча или песчаный пляж.

Так и с данными: их сбор крупица за крупицей не дает ощущения достаточного объёма, пока этот самый объём не набирается. С точки зрения времени, пока каждая лепта живёт сама по себе, время словно бы замедляется. Как только все данные собраны в одной бочке, словно бы запускается стремительный процесс брожения, который уже невозможно остановить. И конечно, задача в резиденции – оставить достаточно времени на брожение. Ведь даже знание, не добродивши, плохо транспортируется.

Резиденция без обязательств – а именно такой является резиденция Фонда искусства «Голубицкое» – с одной стороны, роскошь, с другой – риск. Потому что отсутствие обязательств приводит не к тому, что исчезают задачи, а лишь к тому, что все процессы становятся словно бы невидимыми и измеряются личной ответственностью и дисциплинированностью резидента. Попросту говоря, очень легко лениться и ничего не делать. Это одна крайность.

Есть другая крайность – заблаговременно составить план и следовать ему. Я бы даже сказала, это один из смертельных грехов резиденций. Действовать по плану стоит в строгой проектной, производственной гонке. Задача условий производства – всячески соответствовать нашим ожиданиям, задача же резиденции – встретить их и вместе с ними пойти дальше.

Я считаю, что резиденция получилась в том случае, если объём того, к чему нельзя было подготовиться (в смысле содержания), что нельзя было предположить, достаточен для того, чтобы хоть в чём-то изменить взгляды или мнения резидента.

Поэтому мне очень страшно остаться при своих. Оттого ко всему привычному волей-неволей я добавляю что-то для себя новое.

Резиденция совсем не зря основана на перемещении. В этом вся её соль. Ведь перемещаясь, резидент словно бы несёт свою тему в непривычный ему контекст. Я бы сказала, что смена контекста – это важная проверка на зрелость. Если тема выдерживает перенос, значит, было что и зачем нести. Мне очень хочется не быть как те, к чьим проектным проявлениям я склонна относиться с большим скепсисом. Не хочу следовать какой-то идее, не обращая внимание на то, что вокруг.

А вокруг – прекрасный новый для меня мир. Курортная станица на побережье Азовского моря, где я вряд ли когда-нибудь оказалась бы самостоятельно. Люди здесь недолго и недорого отдыхают семьями, здесь очень много детей, много пожилых людей, много мяса на гриле, много караоке, не слишком много алкоголя и секса. Многие приезжают сюда из года в год – озадачиваюсь самой идеей такой стабильности.

Вокруг – 14 метров археологического слоя, море и лиманы, земля, которая веками не решалась определиться, быть ей архипелагом, большим островом или частью материка. Очень много соли, которая выпадает, белая, снизу вверх на поверхность там, где вода почему-то отказывается быть собой. Вокруг ветры и волны, выносящие на берег моллюсков, пустые раковины, чертовы орехи и камни с дырочками неясной этиологии.

Вокруг – виноградники, жара, смерчи и редко, но убедительно падающая с неба вода. Вокруг разноцветные помидоры, которые на вкус слаще персиков, разнотравье, ягоды, поля подсолнечников и кукурузы. Вокруг – бесконечный песчаный пляж, утёсы, с которых ещё в палеолите люди любовались рдеющими закатами. Вокруг – холмы, курганы и давно заросшие дороги, по которым великие русские поэты совершали некогда свой путь ради войны ли, мира ли в расползающемся во все стороны государстве российском. Коротали небыстрый свой путь, в кибитках слагая нехитрые ямбы.

Резиденция – это не харчевня и не гостиница. Сложно оказаться там, просто проходя мимо. В резиденции всегда есть принимающая сторона, и она никогда не может быть случайной. И это очень интересный баланс: ты вроде бы всегда находишься в месте, но ещё ты всегда находишься «у кого-то». Хотя этот кто-то вряд ли может считаться хозяином места, а значит, вряд ли может делиться им так, как хозяин делится с гостем в акте гостеприимства. Тот, кто принимает в резиденции, словно бы имеет привилегию распоряжаться этим местом в интересах резидента.

Само по себе это довольно сложно. Потому что речь не идёт о том, чтобы передать гостю во временное пользование крышу над головой и сказать «чувствуй себя как дома». Речь идёт о том, чтобы поделиться своим умением обращаться с этим местом. Как будто бы тот, кто принимает, просто более ловкий пользователь этого пространства. Поэтому чтобы почувствовать себя как дома, нужно установить свой ловкий режим пользования. Такой режим, который позволяет забыть о временности происходящего.

Говорят, что южные люди очень гостеприимны. Возможно, это чувствуется в том, как они быстро вводят тебя в свой «ты-круг», как они помнят, что ты и когда покупаешь, охотно принимают твои заказы и через улицу кричат, если удалось найти то, что ты попросила.

Гостеприимны оказываются и люди, которые сами в гостях: приехавшие на проект художники ходят друг другу в гости, радуются случайным встречам на курортных улицах, те, кто живут рядом, помогают. В этом есть тепло, какое-то другое, кроме того, что подарено югом.

Я в принципе давно разучилась считать дни, и помогают только билеты на самолёт. В поисках удобного билета задержалась в резиденции на несколько дополнительных дней (спасибо за гостеприимство!). И задумалась. Почему, собственно, то, что происходит со мной в резиденции после какого-то завершающего события (в моем случае это был ужин на 40+ человек), стоит считать как что-то «после». Разве, напротив, не стоит мне остаться и думать, и думать, и думать – о том, что произошло, что у меня получилось сделать, а что нет.

Я писала уже об ускорении времени, о том, как всё собирается в одной бочке и начинает бродить. Мне кажется, у меня получилось: я почувствовала, как дрожжи с постоянным ускорением стали поедать сахар, как всё забурлило, закудахтало и стало выбираться наружу, в подготовленную мной концептуальную рамку. Мне понравилось это ускорение, понравился его результат, понравились усталость и тишина после. Только возникла небольшая уловка: после получившегося завершения, после брожения, которое удалось, хочется длить этот процесс, бесконечно наслаждаться его послевкусием.

За время резиденции моя идея выросла из робкой в уверенную в себе. Я поняла, что она может сработать и на чужой земле, на какой-то территории, в резиденции, новых для меня, на которые я смотрю исключительно внешним взглядом. Хотя именно этот «внешний взгляд» меня и смущал: приехать оказаться внутри, чтобы остаться вовне, жить жизнью резидента и стараться сохранять метапозицию. Только сейчас мне предстоит описать этот опыт, создав себе дополнительную дистанцию – временную.

Когда я писала про рассеянную внимательность в резиденции, я вовсе не имела в виду отсутствие внимания. Напротив, я имела в виду повышенную внимательность во всех направлениях. Если бы в организме были специальные рецепторы, отвечающие за восприимчивость к информации и фактуре окружающего мира, именно в ситуации резиденции, они должны были бы быть активизированы максимально.

Попросту говоря, пребывание в резиденции – это не только удивительная возможность подумать и поделать то, ради чего ты туда приехал, но ещё и огромный ресурс новых тем и идей. И если та самая идея, ради которой всё это было, счастливо завершает своё брожение, то все другие, едва появившиеся или не встреченные вовсе, приглашают заглянуть в огромный резервуар, как бы говоря: ты уже сделала так, что мы у тебя под рукой, просто придумай, как достать нас отсюда.

Фото: Иван Ерофеев